Блог

Липкий страх и липкие слова

Власти почуяли запах Сталина и боятся приходить на встречи с родными жертв политических репрессий
Лев ШЛОСБЕРГ Лев ШЛОСБЕРГ 01 ноября, 19:03

30 октября в Пскове, как и по всей России, поминали жертв политических репрессий. Миллионы людей, полный список имен которых не будет, скорее всего, составлен никогда, потому как многие казни были тайными и не оставили документальных следов, стали жертвами человеконенавистничества большевистских властей СССР. 30 октября в первую очередь – день поминовения. Но он должен быть и днем покаяния государства, совершившего преступления против народа.

Потери народа в годы репрессий не будут и не могут быть восполнены никогда. Оборвались миллионы нитей жизни, и это небытие уже навсегда.

Без покаяния государства память о жертвах не может быть полной.

Но все реже и реже представители властей приходят на эти поминальные встречи. Они сторонятся их, как будто им неудобно находиться рядом с родными жертв. Как будто они не могут понять, с какой стороны расстрельного рва они стояли бы тогда, восемьдесят лет назад, и, прости, господи, будут стоять сейчас, если, не дай бог, репрессии снова станут массовыми и кровавыми. Поэтому они трусят и стараются не замечать этот день.

Запах Сталина возвращается в российское общество. Возвращается его публичными портретами, бюстами, славословиями. Тень палача всех времён и народов проявляется из небытия и становится симпатичной, привлекательной, желанной. Запах крови жертв нравится духовным наследникам палачей. Из наследников нематериальных они готовы и желают стать продолжателями.

Псковский «Мемориал» по традиции приглашает на поминальную встречу у закладного камня на месте будущего мемориала памяти жертв репрессий перед Мироносицким кладбищем всех публичных первых лиц области и города. Губернатор Андрей Турчак, председатель областного Собрания Александр Котов, глава города Иван Цецерский были и на этот раз приглашены поименно. Но не только не пришли сами, но никому не поручили от имени властей прийти, возложить цветы, сказать слова хотя бы сочувствия, если не покаяния.

Уж на разрезание красных ленточек всякого сорта эти господа бегут, обгоняя друг друга, в рабочие и нерабочие дни, под камерами преданной прессы, и перья пресс-служб едва успевают передавать их торжественные и поздравительные слова. А тут – тишина. Ни звука, ни слова, ни одного лица.

Немодно нынче вспоминать о жертвах политических репрессий. Больше того – политически опасно. Уж больно сблизились профили Иосифа Виссарионовича и Владимира Владимировича, как на барельефах советского времени. Ленин. Сталин. Путин. Невозможно не заметить политической преемственности.

Нового ГУЛАга пока нет, если не считать ГУЛАГом Лефортово, Бутырки и другие политические тюрьмы России. ГУЛАГа нет. А запах есть.

Поэтому – не приходят, не показывают носа. Боятся публично сказать не то слово. Потому как у большинства жертв политических репрессий главной виной было слово. Из слов (действительных ли, вымышленных ли) шили кровавые дела. И смертные приговоры.

Потери народа в годы репрессий не будут и не могут быть восполнены никогда. Оборвались миллионы нитей жизни, и это небытие уже навсегда. Фото: Артём Аванесов

Им страшно, нынешним временным начальникам органов власти. А вдруг ленинские и сталинские репрессии признают правильными? А вдруг ВСЁ вернется?

И если ВСЁ вернется, кем они, нынешние начальники, будут: жертвами или палачами? Или, как это и было в ХХ веке, сначала палачами, а потом жертвами?

Им страшно, но они не хотят в этом признаваться. Ни себе, ни людям. И поэтому не хотят приходить на эти заплаканные и намоленные места, где невозможно лгать и лицемерить. Те, кто туда приходят, знают правду. Их не обманешь.

…В завершение поминальной встречи вдруг ударил из динамиков… гимн СССР. Он был внезапным, как автоматная очередь. Слов не было, но как можно забыть его изначальные слова 1943 года: «Нас вырастил Сталин — на верность народу, На труд и на подвиги нас вдохновил!»

Он лично писал и правил эти слова, лично давал указания Сергею Михалкову и Габриэлю Эль-Регистану: о чём и как писать, вызывал авторов текста к себе в Кремль, и они по его указаниям переписывали строки будущего гимна прямо там, рядом с вождём, по указаниям его карандаша, трясясь от страха за свою жизнь: а вдруг снова не одобрит?

Таким же красным карандашом Сталин утверждал списки на казнь.

Эти слова не отлипнут от этой музыки никогда, сколько их не переписывай. Под эти звуки, под эти слова, этим кровавым именем казнили людей.

«На труд и на подвиги нас вдохновил!», пели палачи.

Нас вырастил Сталин?

ИХ вырастил Сталин?

Трудно представить что-то более неуместное в поминальный час, чем сталинский гимн. Но он зазвучал, и было в этих звуках торжество кровавого времени – над жертвами, над их потомками, над всей этой нашей всенародной трагедией, за которую так никто и не ответил – ни палачи, ни само государство.

Отсутствие этого правосудия, этого общенационального судебного процесса, на котором неизбежно были бы названы имена не только жертв, но также палачей и стукачей, – это и есть государственная позиция, государственная политика современной России.

В эту политику никак не вписываются приходы начальников на поминальные встречи родных жертв политических репрессий. Потому что без покаяния делать там нечего.

Российскому государству есть за что каяться и сегодня перед родными жертв репрессий. Оно напрямую посягает на саму память о жертвах, на их имена, на их посмертное поминовение.

12 марта 2014 года Межведомственная комиссия по защите государственной тайны приняла заключение, продлевающее срок засекречивания документов органов госбезопасности еще на 30 лет.

Между тем срок хранения документов, содержащих государственную тайну, ограничен по закону 30 годами с момента их создания. По Указу Президента России Бориса Ельцина от 23 июня 1992 года «О снятии ограничительных грифов с законодательных и иных актов, служивших основанием для массовых репрессий и посягательств на права человека» должны были быть рассекречены все материалы, касающиеся репрессий и нарушений прав человека. Несмотря на это, доступ к большинству архивов до сих пор фактически закрыт для граждан. Указ президента не исполняется, хотя и не отменен.

Год назад правозащитная «Команда 29» создала публичную петицию «За свободный доступ к архивам ВЧК-НКВД-КГБ».

На этот час её подписали уже свыше 110 тысяч человек, причем десятки тысяч – только что, в эти дни. Но власти отказываются выполнить законное требование граждан, ищущих правду и чтущих память погибших родных.

В петиции говорится: «До 2044 года гриф «секретно» будет стоять на любых документах, содержащих информацию о разведывательной, контрразведывательной, оперативно-розыскной деятельности, о лицах, сотрудничавших на конфиденциальной основе с органами госбезопасности, о сотрудниках органов госбезопасности, принимавших участие в спецоперациях, и т. д. – список категорий информации из 23 пунктов дает возможность продлить срок секретности практически любого документа, созданного между 1917 и 1991 годами.

Под действие этого решения попадает огромное количество документов, касающихся Большого террора 1937-38 годов, чрезвычайно востребованных историками и родственниками жертв репрессий. Сотни тысяч человек, попавших под расстрельные статьи, могут остаться безымянными, несмотря на все усилия потомков узнать о судьбе своей семьи».

По закону документы, срок секретности которых истек, должны передаваться в Государственный Архив РФ. Только там они становятся доступными для граждан.

До 2044 года тысячи родных жертв репрессий, готовых сегодня искать правду о своих погибших, уйдут из жизни. Им не хватит времени, чтобы найти правду. И делами многих репрессированных не сможет заниматься никто из потомков.

Архивы госбезопасности закрываются не просто так. В них – не только имена палачей и доносчиков, в них – сама технология государственного насилия, доказательства того, что репрессии были не «перегибами на местах», а преступной государственной политикой, государственным заказом.

Эта преступная технология не осуждена до сих пор. Более того, она каждый день проходит ползучую политическую реабилитацию. У неё могут появиться новые государственные заказчики. Большинство из них сегодня находятся на государственных должностях, состоят на государственной службе. Политические репрессии они вполне сознательно относят к такой «службе» и готовы вернуться к ней в любой час. И Сталин с ними, конечно.

Поэтому их подельники по государственной корпорации не приходят на поминание жертв политических репрессий.

Просмотров:  7933
Оценок:  72
Средний балл:  9.6